19 июня 1928 года было последним днём подачи конкурсных проектов на здание Центросоюза — могущественной организации, расцветшей в эпоху НЭПа и обладавшей тогда министерскими амбициями. Конкурс был организован не без странностей — параллельно с первым, открытым сбором работ, проекты заказали и нескольким иностранным бюро. Наиболее известным из них была парижская мастерская Ле Корбюзье. Исследователь его творчества Ж.-Л. Коэн приводит выдержки из пожеланий заказчика, приложенные к письму с приглашением:«Архитектура должна быть в четко-выраженном стиле официального административного здания, большое внимание следует уделить наружным поверхностям и силуэту, красота и величие здания должны проистекать из простоты форм, где это возможно, следует избегать использования декоративных деталей. Поскольку здание Центросоюза будет с трех сторон окружено крупными магистралями, оно должно иметь единый образ».
Всего на здание Центросоюза было подано 23 конкурсных проекта и еще 5 заказных. Но первую премию получил вовсе не амбициозный швейцарец, а выпускник Петербургского института гражданских инженеров Борис Великовский — автор многих предреволюционных неоклассических построек — доходных домов, фабрик, особняков. За год до конкурса он завершил самое современное здание тогдашней Москвы — штаб-квартиру Госторга в конце Мясницкой улицы.
Первый этап конкурса задумывался скорее как концептуальный, да и все проекты обладали теми или иными недостатками, поэтому жюри объявило следующий тур. Великовский в нём не участвовал, но у Корбюзье появились другие соперники: в том числе, братья Веснины, Александр Никольский, Петер Беренс и вчерашний студент Иван Леонидов.
В это же время, осенью 1928 года, Ле Корбюзье приехал в Москву. Возможно, и личное присутствие, и важность самого визита, на чем настаивали прогрессивно настроенные советские архитекторы, сыграли свою роль — в конце концов, первую премию и право постройки получил именно он. Предложение Ле Корбюзье на третьем этапе было наиболее цельным и простым как в своем образе, так и с точки зрения функции — лапидарной формы конторские корпуса и параболический в плане объем зрительного зала. У Леонидова Корбюзье заимствовал идею сплошного стеклянного фасада — не «тельняшек» ленточных окон, а единого полотна. У Великовского (Корбюзье, конечно же, посещает Госторг) — идею открытого этажа без перегородок и лифты непрерывного действия (патерностеры). Это и многое другое он объединил не только на основе своих «пяти принципов», но и новой идеи — «архитектура — это циркуляция!». И циркуляция 2000 сотрудников Центросоюза, перемещающихся между 7 этажами трёх конторских корпусов — вверх на лифте, вниз — по пандусу. И циркуляция воздуха — железобетон позволил создать единое межоконное пространство — именно здесь должен был проходить нагретый воздух зимой и охлажденный летом (форточки были задуманы только во внутреннем слое остекления).
Ле Корбюзье ещё два раза посещал Москву — в 1929 и 1930 годах, а стройка началась только в 1931 — уже без его участия. Как почти во всех проектах, одним соавтором выступил его двоюродный брат Пьер Жаннере, а вторым — советский архитектор Николай Яковлевич (Джеймсович — он был шотландцем по отцу) Колли. Колли два года жил в Париже, работал в мастерской Корбюзье и приводил проект к нашим нормам и реалиям. Потом он же воплощал его в жизнь — швейцарец разругался с советским государством (его проект Дворца Советов не прошел даже во второй тур, как раз тогда разгоралась борьба с формализмом и космополитизмом).
Здание было достроено только к 1937 году — в совсем другую эпоху. Система центрального кондиционирования так и не была воплощена из-за дороговизны, а для большей представительности (здание теперь занимал Наркомлегпром) стены облицевали армянским туфом: общий модернистский облик с гладкими поверхностями стен казался теперь анахронизмом.
Однако целые поколения советских архитекторов продолжали считать постройку важнейшей в стране. Бывший нарком финансов Николай Милютин (теоретик градостроительства и заказчик дома Наркомфина) чуть ли не ежедневно инспектировал стройку, Александр Веснин сравнивал Центросоюз с Успенским собором Аристотеля Фьораванти, а будущие модернисты 1960-х с восторгом вспоминали, как «вязали арматуру» на практике первых курсов института.
Интересно, что ещё до завершения здания на Мясницкой, в 1931-1934 годах, ученики знаменитого Александра Кузнецова (братья В. и Г. Мовчаны и др.), вдохновившись проектом Корбюзье спроектировали, построили очень похожее здание для Всероссийского электротехнического общества (ВЭО). Здесь также сплошной стеклянный фасад, лифт непрерывного действия и пандус. Но, в отличие от Корбюзье, они остроумно осветили его и фонарём на крыше (к сожалению давно переделанным) и круглыми окнами в стенах.
Быть может, главное новшество в организации офисных зданий — никак не разграниченное рабочее пространство — было утопией, но архитектурные решения общественных зон, четкое разведение потоков, эффективный транспорт внутри здания пережили не одну перестройку, и без них функционирование здания немыслимо.
Центросоюз дважды был реконструирован (в 1970-е и 2010-е): свободные этажи были разгорожены на отдельные кабинеты, оконные переплеты заменены, патерностеры демонтированы, но внутренние пространства актового зала, фойе, лестниц и пандусов сохранились почти в первозданном виде.
